Пандус завершился ступенями, ведущими в центральный зал пункта управления. Здесь, за длинными пультами с вереницами светящихся экранов и множеством разноцветных кнопок колдовали на предмет массового убийства офицеры-операторы. Из селектора раздавались отрывистые команды и доклады, а во всю переднюю стену красовался огромный компьютерный экран-карта с кружочками, стрелками и различными условными значками.
Когда я стал спускаться по ступеням, в зале началась и быстро достигла апогея паника. Операторы, забыв про свои непосредственные функциональные обязанности, повскакали с мест и схватились за оружие. Подполковник с синей повязкой на рукаве, сидевший за отдельным столом с табличкой «ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕЖУРНЫЙ», что-то закричал, захлебываясь и проглатывая слоги и целые слова, в мегафон, чтобы перекрыть шум в зале, но от этого неразбериха только усилилась.
Среди суматохи только двое сохраняли спокойствие — разумеется, не считая меня самого. Посередине зала, широко расставив ноги, заложив руки за спину и сурово набычившись, глядел на меня бригад-генерал. Я шел прямиком к нему. Справа и слева раздавались вопли: «Он же с ума сошел, вы что, не видите?», «Не стрелять, ни в коем случае не стрелять!» и тому подобное.
Наконец, генерал вытянул перед собой руку с «макаровым», целясь мне в лоб.
— Стойте, кто бы вы ни были! Стойте! Иначе стреляю! — прохрипел он.
Пришлось отправить его в нокаут.
В зале сразу стало тихо. И в этой тишине кто-то негромко проговорил:
— Похвально, милитар, похвально… Только все это бесполезно. За последние десять минут вас убили раз десять.
Это был тот, второй, кого не испугало мое вторжение: подполковник с волевым лицом. Отутюженная форма. До блеска начищенные ботинки. И белая повязка на левом рукаве.
— Вы убиты, милитар, — повторил он, бесстрастно разглядывая мое перекошенное лицо.
Состояние, внушенное самому себе с помощью аутотренинга, постепенно проходило. Тело — это потенциальная стальная пружина, но нельзя сжимать пружину до бесконечности…
— Нет уж, — возразил я, ощутив, что ко мне вернулся дар речи. — Вовсе я не убит, с чего вы взяли? Не так-то просто убить меня, понятно? Не для того погибло столько людей, чтобы я позволил вам убить меня!..
Рука моя нырнула в карман вещмешка, а когда я показал ее этому щеголю, в ней уже виднелась пластмассовая коробочка радиовзрывателя с одной-единственной красной кнопкой.
— Надеюсь, вам известно, господин подполковник, — сказал я, — что одно легкое нажатие на кнопку — и от вашей конторы останется груда развалин: ведь мой вещмешок битком набит первоклассной взрывчаткой.
Он не изменился в лице.
— Не морочьте мне голову, милитар, — сказал он. — Вводную о том, что вы были убиты, я все равно не отменю.
Только теперь смысл сказанного им дошел до моего сознания.
Пользуясь моим замешательством, подполковник повернулся и помог подняться с пола пришедшему в себя генералу. Судя по выражению лица, тот был вне себя от ярости.
— Вы… ты… да как ты посмел?.. Меня?.. — нечленораздельно сипел генерал.
— Мне кажется, мы имеем дело с сумасшедшим, мой генерал, предположил подполковник, поддерживая генерала под руку. — Представляете, он заявил, что собирается взорвать всех нас к чертовой матери!.. Да-а, в общем-то, мне многое рассказывали о наших «коммандос», но о том, что они научились пускать на воздух объекты с помощью учебной взрывчатки, я слышу впервые!..
— Не вижу повода для шуток, господин Посредник, — буркнул генерал. Вот что… Доложите об этой возмутительной… э-э… профанации по команде руководству учений, а мы этого молодчика возьмем под стражу, пока он еще чего-нибудь не сотворил!..
Генерал еще что-то гневно булькал, но я его уже не слышал.
ПОСРЕДНИК! УЧЕНИЯ!
Нет! Не может быть!.. Как же так?! Ничего не понимаю!
Я лихорадочно скинул с плеч вещмешок (бригад-генерал и подполковник шарахнулись в сторону), и вытряхнул его содержимое прямо на бетонный пол. И остолбенел. Вместо желтых брикетов ВВ там были красные взрывпакеты, безобидные, в сущности, хлопушки, обозначающие взрывы во время учений…
Словно вспышка сверкнула мне в лицо, и я на некоторое время потерял всякий контроль над собой.
Откуда ни возьмись, появились четыре здоровенных милитара с автоматами наизготовку. Они с некоторой опаской окружили меня и повели из зала. Мне в тот момент было все равно, куда они меня ведут. Хоть на расстрел!..
Они вели меня по тому самому пандусу, где я несколько минут назад расправлялся с людьми, приняв их за врагов. Чувствовал я себя совсем скверно. Тело болело и ныло, словно меня долго пинали, лежащего, в уличной драке… Голове было не легче. Разламывалась моя голова от напора горьких мыслей, нахлынувших подобно лавине.
Убийца, с горечью осознавал я. Ты не удержался от того, чтобы не стать убийцей!..
Навстречу двигалась группа людей, и я едва не сошел с ума, увидев, кто это был.
Как ни в чем не бывало, вышагивал филд-лейтенант Евгений Бикофф живой и невредимый, если не считать нескольких синяков и ссадин на бугристом лице. Он был сердит и не скрывал этого. Из-за его спины виднелись лица Канцевича и Флажелу — тоже в полном здравии и тоже мрачные. Их сопровождали автоматчики во главе с тем лейтенантом, которого я размазал по стене у входа в ЦУОРБ.
«И шо ты такой довольный, военный? — говорил Одессит одному из своих конвоиров, с лица которого действительно не сходила ухмылка. — Как чемодан… Дал бы лучше закурить, а?» — «Хэвнт гот сигэрэт», осклабясь, почему-то по-английски отвечал автоматчик.