Пока молчат оракулы - Страница 34

Получатель: Н. Брилер.

Отправитель: А. Ягич.

Время: 21:40

Дата: 23.07.042

Содержание: В связи с разделением объектов Воздействия на две группы возникает следующая альтернатива: (а) оказывать Воздействие на обе части группы; (б) сосредоточить Воздействие на той части, где находится Корреспондент. Выбор варианта «а» потребует повышения биоэнергозатрат примерно на 100–150 кильманов. Прошу незамедлительно принять решение по выбору альтернативного варианта, а в случае «а» — принять надлежащие меры по обеспечению деятельности Техцентра. Конец связи».

Как всегда, реакцию Брилера на то, что его приперли к стене, я не угадал. Мой непосредственный шеф рассмеялся так искренне, что даже закашлялся.

— Ай-яй-яй! — отдышавшись и утерев выступившие слезы, посетовал Николь. — Какая преступная халатность!.. Сплошные проблемы с этими секретчиками! Впрочем, это упущение легко исправить…

Он, как фокусник, извлек неизвестно откуда мини-пульт и в мгновение ока нажал одному ему известную комбинацию кнопок.

Экран мигнул, и на нем появилась надпись:

«Текущий файл уничтожен. Восстановлению не подлежит».

— Это чтобы у тебя не возникало дурных соблазнов, Ян, — хладнокровно пояснил Брилер. — Только не пытайся врать мне, что ты наделал массу копий этого файла — он был защищен тройным паролем от копирования…

— Да я и не собирался публиковать эту информацию, — сказал я. — Для меня было важнее установить истину для самого себя!

— Что ж, считай, что ты ее установил, — будничным тоном сообщил Брилер. — Что дальше? Пойми, сейчас я беседую с тобой как с другом… В любой другой обстановке я официально отвергну твои гнусные инсинуации против ЮНПИСа, а может быть — и подам на тебя в суд за клевету, ха-ха-ха!.. Иначе я просто не могу поступить, Ян, ты на моем месте тоже был бы связан по рукам и ногам.

— «Как с другом», — передразнил его я. — Добавь сюда словечко «бывшим», бывшим другом, Николь! Вы обманули людей, а это, как ни крути, подлость!.. А я всегда считал и буду считать, что друг, обманувший или предавший — не обязательно меня, а других людей — это уже не мой друг. Извини, так меня воспитал Пандух… И что бы ты сейчас ни говорил в свое оправдание, для меня ты остаешься преступником, Николь!

Только теперь он, наконец, сорвался.

— «Преступником»! — с горечью повторил он мои слова. — В чем же мое преступление, Ян? В том, что мы наконец-таки свалили это чудище, против которого боролись без малого полвека?!. В том, что отныне не придется матерям рыдать по сыновьям, которые не вернулись из армии домой?!. Или в том, что не будут больше дети расти сиротами, потому что их отцы погибли на очередной войнушке?!.

Он судорожно закашлялся.

Я молчал.

— И потом, — продолжал Брилер, — послушай, Ян, ты знаешь меня без малого десять лет… Если бы я пошел на это ради своей корысти, твое возмущение можно было бы понять. Но ведь ты прекрасно знаешь, ради чего я сделал это…

Я знал.

У Брилера был сын. Единственный сын, которого Николь вырастил с пеленок в одиночку: жена Брилера скончалась во время родов. Наверное, именно поэтому сын был той центральной осью, на которой держалась вся жизнь Брилера. Естественно, что Николь ни в какую не хотел отпускать сына служить срочную (контрактная система тогда еще только вводилась, и для большинства юношей военная служба была обязательной). Однако, сын решил иначе. «Кто-то ведь должен, папа», сказал он банальные слова и все-таки ушел на призывной пункт. Полгода спустя он погиб — отнюдь не на войне. Пьяный «дембель», который на следующий день должен был отбыть домой в комфортабельном автобусе, угодил Брилеру-младшему тяжелым сапогом в висок — ни за что, ни про что, просто потому что положено «дембелям» по их «статусу» — избивать «молодых»…

На суде Брилер попытался застрелить убийцу сына из старенькой «беретты», но пистолет дал осечку. И тогда Николь понял, что бессмысленно бороться с каждым человеком, который носит ненавистную форму цвета хаки, в отдельности, а следует объявить войну всей порочной системе, узаконившей право человека в хаки убивать других людей. Именно поэтому он посвятил всего себя делу ЮНПИСа…

Я знал это, но упрямо повторил:

— Да, ты виновен, Николь! Потому что в том числе и по твоей милости сотни, тысячи людей, честно выполнявших свои обязанности, оказались в роли фишек в гигантской политической игре. Только, в отличие от фишек, которым не бывает больно, они страдают и мучаются — как морально, так и физически! Сколько же можно?!. Как можно ради мифического всеобщего блага причинять боль и страдания отдельно взятым личностям?

— Послушай, Ян, — сказал Брилер, явно растерянный и смущенный моей непримиримостью. — Они должны были уйти!.. Армия — инструмент насилия, причем очень опасный инструмент!..

— Молоток — тоже опасный инструмент, но смотря в чьих руках… Что же, прикажешь выкинуть его на свалку, если вместо гвоздя кто-то ударил себе по пальцу?

— Может быть, ты просто обиделся на нас, потому что мы не посвятили тебя в наши планы?

— Нет, — сказал я. — В конце концов, я тоже — не первый день на оперативной работе, и мне не раз самому приходилось врать, если этого требовали интересы нашего общего дела, причем врать даже близким мне людям!.. Но я никогда не мог бы, скажем, убить кого-то — даже ради блага сотен миллионов людей…

— Неправда, Ян, — быстро поймал меня на слове Брилер. — Вспомни ЦУОРБ…

Он был прав. Мне оставалось только скорчиться, как от удара под ложечку. Будь он проклят, мой шеф, он почему-то постоянно бывает прав!..