Пока молчат оракулы - Страница 82

Постепенно действия Рамирова свелись только к постановке защитных блоков, об атаке и контрударах он — а точнее, его «оракул» — уже не помышлял. Руки и ноги начинали ныть от слишком жесткой фиксации ударов противника, и по торжествующей ухмылке Курьера Ян понял, что до конца этого невероятного поединка осталось недолго…

В сознании мелькнул панический вопль: «МЫ ПРОИГРАЛИ… ЭТО КОНЕЦ!», и он не сразу понял, кто это мысленно кричит — то ли он сам, то ли «оракул».

В следующее мгновение Рамиров оказался прижатым спиной к стене возле камина, и Курьер лишь на секунду промедлил, прежде чем нанести решающий удар. Однако, этого мгновения Яну хватило, чтобы принять решение.

В битве двух роботов, какими, по сути, являлись он и Курьер, должен был победить тот, чьи действия отличаются нестандартностью. Пользуясь аналогией Брилера, если заставить компьютер играть против самого себя, то одна из сторон в шахматной партии все-таки одержит победу. Это произойдет в тот момент, когда под влиянием законов стохастики компьютер случайно сделает за белых или за черных такой ход, который, с точки зрения опытного игрока, будет выглядеть очевидной глупостью. Но именно этот нелогичный ход выведет игру из патового равновесия, и, вопреки постулатам здравого смысла, сторона, сделавшая его, будет «обречена на победу»…

Аналогичным ходом в данной ситуации мог быть только отказ от услуг «оракула», и, разрывая путы психофизиологического контроля «оракула» огромным волевым усилием, которое по количеству условно затраченной энергии (если бы ее можно было рассчитать), наверное, равнялось жиму пятисоткилограммовой штанги, Рамиров сорвал с себя черную шапочку и швырнул ее в пламя камина.

Курьер, наконец, ударил, но «оракул» его ошибся, потому что, программируя схватку, вносил поправку на прогноз «оракула» Рамирова. Вся сила этого удара, составлявшая не менее сотни килограммов, пришлась в стену, да так, что стена содрогнулась, одна из картин, висевших на ней, сорвалась с гвоздя, а Курьер вскрикнул и перегнулся пополам от нестерпимой боли в суставах. Пользуясь этим, Ян скользящим перемещением оказался за спиной своего соперника.

Он стянул с головы не успевшего оправиться от боли Курьера шапочку и отправил ее, вслед за своим «оракулом», в огонь. После этого перевести Курьера в бессознательное состояние было уже технически несложно.

Когда молодой человек мешком рухнул под ноги Рамирову, до слуха Яна донеслось гнусное хихиканье. Он резко обернулся и увидел, что, пока они дрались, Николь Брилер успел впасть в крайнюю степень алкогольного опьянения. Парик на его голове сидел наперекос, черные очки сползли почти на кончик носа, а движения стали карикатурно-замедленными, будто двигался он под водой.

— З-значит, в-вот оно к-как, — заикаясь, пробубнил Брилер, ухмыляясь и пытаясь подняться из кресла. — Я в-всегда… ик… г-говорил, что ты, Ян… ты их всех!..

— Отключи поле, Николь, — сказал Рамиров, подходя к невидимому барьеру. — Брось свои дурацкие штучки, слышишь?

В камине что-то с громким треском лопнуло, и в комнату повалила вонючая копоть, какая бывает от горящего пластика.

Безуспешно поворочавшись в кресле, Брилер застыл и промычал:

— Ян, к-как же т-теперь, а?.. Я же — с-свинья, поял?.. Я чувствую себя по уши в д-дерьме, п-понимаешь?!.

Сквозь прозрачную завесу силового поля Рамиров увидел, что по щекам его бывшего начальника текут слезы. Ему вдруг стало ясно, что сейчас произойдет. Словно он вовсе не уничтожил «оракула», и тот по-прежнему показывал ему развитие событий в предстоящие двести секунд… Просто, чтобы предвидеть сейчас, не нужен был никакой «оракул», нужно было только обладать интуицией человеческого сердца…

— Николь! — крикнул Рамиров и ударил кулаками изо всей силы в барьер, отделявший его от кресла Брилера. Впечатление было такое, будто он бьет по бетонной стене. — Не делай этого, я прошу тебя! Не сдавайся, Брилер, не все еще потеряно!.. Всегда следует бороться до конца! Мы будем вместе драться против них, слышишь?!. Я клянусь тебе!

Но Брилер — Рамиров не узнавал его, прежде всегда невозмутимого, ироничного, не теряющего самообладания человека — окончательно расклеился.

Он задел ногой столик, тот опрокинулся и все, что на нем лежало, со звоном битого стекла ссыпалось на пол.

— Уходи, Ян, — вдруг трезвым голосом произнес Брилер. — Уходи! У тебя будет всего три минуты, чтобы выбраться отсюда… В конце коридора увидишь скоростной лифт, нажмешь кнопку Q, а если кто-нибудь попытается помешать тебе… Ты знаешь, как поступить в этом случае.

Дальше в сознании Рамирова следовал какой-то провал, вызванный, скорее всего, нервным перенапряжением последних суток. Какие-то смутные, неразборчивые картины заполняли этот временной промежуток, и он не знал, стоит ли принимать их за действительность.

Вроде бы какое-то время он еще отчаянно пытался пробить разными увесистыми предметами, в том числе и креслом, силовое поле, которым отгородился от него и от всего остального мира несчастный, запутавшийся в придуманной им же самим игре Брилер, но все, что попадалось под руку, только разлеталось в кусочки о проклятый барьер, и тогда Ян рванулся, наконец, к выходу, рыча от бессильной злости, и кто-то попался ему в коридоре, пытаясь остановить, но остановить Рамирова уже было нельзя, и лифт вдавил его перегрузкой в пол, а потом Ян лез, спотыкаясь и скользя, по железным ступеням куда-то наверх… неосознанно, на одном инстинкте… и долго возился с пультом управления тяжелого наружного люка, прежде чем тот, наконец, согласился выпустить Рамирова на поляну, напоенную щедрым утренним солнцем и запахом лесных трав… Все это время в подсознании щелкал невидимый метроном, который Ян старался не слышать, но секунды автоматически отсчитывали сами себя, и когда Рамиров, шатаясь, на негнущихся ногах брел напролом через лесные заросли, земля позади него вдруг отчетливо вздрогнула, словно ожил один из тех мифических китов, на которых она якобы держится, и протяжно охнула всем своим нутром, будто рожающая женщина…